🛌

Тук-тук-тук.

С ритмичного сердцебиения начинался каждый мой день. Тук-тук-тук. Можно сказать, символ начала новых "суток". Не то чтобы ночью оно не билось, нет. Но в пять утра, к сожалению, не было особого шума вокруг, способного заглушить даже столь незначительные звуки. А ближе к вечеру уже становится не до него и иногда даже промелькивали мысли о том, что без семидесяти лишних сердечных сокращений в минуту было бы даже лучше.

Каждое утро начиналось точно так же, как и предыдущее. Так же будет начинаться каждое последующее. Наподобие кожи, роговеющей и заполняющейся рубцовой тканью после травмы, ровно в шесть ноль ноль, тело впитывало в себя несколько чашек темноватой жидкости, которую едва ли можно было назвать кофе. Полчаса до уходило на ритуал дефекации и промывку морды, а полчаса после - на просмотр ленты в "Одноклассниках" и чтение новостей, как кто-то кого-то убил, где-то что-то кто-то сказал, а что-то даже(!) уже более не это самое.

В семь утра, я, разодетый в неглаженую после стирки рубашку и черные штаны, оставшиеся еще с далекого выпускного, уже находился в маршрутке номер 47, проезжал на ней две остановки и пересаживался в корпоративную газель, около получаса ожидавшей местных работников Общества с Ограниченной Ответственностью "УралГавноЗавод" неподалеку от станции метро, обещанной городу восемь лет назад и надежно закрытой на несколько стальных замков. Сказать прямо, "О" и в самом деле было с "ОО". Михалычу, вроде как, уже второй месяц задерживают зарплату. А что поделаешь?

В восемь тридцать утра начинался рабочий день. Несколько успешных партий в косынку, порция унижений от шахматного компьютера и пара километров промотанных вниз лент социальных сетей - проходит целых два часа. Еще час уходит на работу, которой не то чтобы много. Все равно контора держится, в первую очередь, на добром слове, а во вторых, на колоссальных вливаниях государства в наследие советской промышленной системы. Последние два часа до обеда можно было уже заняться чем-то полезным - совершить несколько марш-бросков в столовую за чашкой чая, перекурить в компании такого же офисного планктона и поводить курсором мыши по пустому рабочему столу.

Часовой обед проходил у кого как. Какая нибудь мразь обязательно начнет подогревать свою трижды проклятую рыбу в микроволновке, половина офиса благополучно утекает за бизнес-ланчем в кафешке неподалеку, а оставшиеся довольствуются домашними заготовками, уложенными в банки и тары, которые обязательно надо вернуть домой!

Следующие четыре часа практически ничем не отличались от дообеденных. Косынку изредка подменивал солитер, возвратом ходов побеждался несчастный StockFish, а ссылки на картинки со смешными котиками заменялись ссылками на видео со смешными котиками. Каждую неделю, с разбросом в несколько часов, кончались сладости для чая и кому-то из офиса приходилось докупать и восполнять потери. Цеховая солидарность, все таки - сегодня ты, завтра тебе.

В шесть вечера, в конце рабочего дня, те, кто не ушел на полчаса раньше, разбредались кто куда. Снова, на газельке прошлого десятилетия, до станции метро "Революционерская", а дальше либо на попутке, либо на маршрутке, как килька в банке.

Дома в холодильнике ожидала тарелка вчерашнего супа, несколько пакетов с полуфабрикатами и миска с салатом "на Новый Год", вероятно, уже следующий. Час на разогрев ужина и его поглощение, два часа на посидеть за телевизором на отцовском кресле и полчаса на подмыться - после требовался сон. Тяжелый умственный труд, все таки, требовал отдыха, соответственно, последующие семь с половиной часа проводились в нежных объятьях Морфея - единственного, чье касание не вызывало недоумевания и отторжения.

В субботу и воскресенье полагалось использовать свободное время максимально продуктивно. Иными словами - отоспаться за предыдущие дни. Изредка - позволить себе потратить человекочасы на самокопание. Иногда можно было задуматься, чем вообще такая жизнь отличается от жизни условного муравья или термита? Осознание приходило в течение максимум получаса - жизнь насекомых имеет смысл как минимум для них самих, а рутина может смениться хотя бы условным нападением птиц или членистоногих с соседнего поселения. И иногда задумываешься, может быть, все это лишь сон? Рекурсивный кошмар, по окончанию которого проснешься в объятиях любимой жены под благой лепет птичек за окном? Тысячу раз проспишь один и тот же день, а на тысяче первое утро, по щелчку метафизических пальцев откроешь глаза совершенно новым человеком? Возможно. А возможно и нет.

***

Зеленые холмики редели и редели, сменяясь плоскими равнинами, писки живности слышались все реже и реже, а показатели на мониторе пациента тускнели, устремляясь к нулю. Пакетики с оксибутиратом и пропофолом с характерным треском упали на пол, а дежурная медсестра устремилась в коридор.

Пока вся реанимация стояла на ушах, медсестры плакали и гневались, лишь одно лицо сохраняло полное спокойствие - лицо пациента №24, сквозь кислородную маску которого, казалось бы, можно было заметить легкую улыбку. Череда однообразных снов наконец прервалась. А может, сон только начинается?