___

Springer опубликовал интереснейшую подборку выводов, которые public policy как академическая дисциплина извлекла из пандемии коронавируса. Статья в целом заслуживает внимания, так как содержит целый ряд ценных наблюдений по различным направлениям исследований public policy. Однако особенно ценно наблюдение о том, что в условиях пандемии среди политических управленцев резко возрастает спрос на «evidence-based policymaking», который заменяет собой нормативные ориентации и политическую целесообразность, служащие в обычное время основой для разработки и осуществления публичной политики. Интересно и то, что такое изменение механизмов легитимации публичной политики происходит на фоне повышения среди общественности запроса на ценности как основу политики и в условиях, когда иррациональные мифы и антинаучная информация получают небывалое распространение. Таким образом, векторы управленцев и общественности становятся разнонаправленными. В этих условиях научная информация неизбежно политизируется и перестает быть для управленческого класса защитой от обвинений в проведении публичной политики в интересах лоббистских групп. Прекрасный пример — это обвинения в с сговоре тем же Биллом Гейтсом. В этих условиях у политических управленцев появляется огромный соблазн отказаться ради краткосрочных задач по обеспечению популярности политической линии от «evidence based policymaking», вернувшись к традиционным методам разработки и легитимизации. Особенно эти риски, конечно, велики для постсоветского пространства, где сложилась историческая традиция манипулирования статистикой и практически нет традиции апеллирования к науке для легитимизации политической линии. В условиях пандемии и падения различных «рейтингов» соблазн манипулирования статистикой повышается многократно. В этой связи вдвойне интересен пост политэкономиста Константина Сонина, которого вряд ли можно заподозрить в какой либо форме лоялизма, о том, что московские власти не манипулировали статистикой по смертности от covid-19 и «смерти в Москве не скрывались». Все-таки это можно расценить как признак того, что московские власти мыслят в долгосрочной перспективе и готовы работать в парадигме «evidence-based policymaking», которая требует максимально уважительного отношения к данным и статистике, к их прозрачности. Все же власть понимает, что стабильность системы требует именно «evidence based policymaking» и традиционные методы формирования и легитимизации публичной политики в итоге не только приведут к серьезным ошибкам с деструктивными последствиями для системы, но и не оставят в итоге возможности для «evidence based policymaking», так как инструменты для их легитимизации так и не будут разработаны. На данном же этапе запас прочности системы еще достаточен для того, чтобы постепенно дать прижиться новым методам легитимизации публичной политики при помощи транслирования объективных научных данных.