___

Мариуполь изнывает без воды. Когда приезжаешь в этот город и видишь глаза его жителей и слышишь молящее: «У вас нет водички?» — вспоминаются эпизоды хроники обороны Брестской крепости, когда в подвалах бастиона раненые, гражданские, военные мучились от жажды и делили чудом добытый котелок на всех — по глотку. Обеспечение водой освобожденных районов города налажено пока неважно, привозимого объема на всех не хватает. О гуманитарной ситуации в кварталах микрорайона Восточный — в специальном репортаже «Известий».

Изначально мы планировали отвезти в Мариуполь только продукты — объявили сбор среди друзей и единомышленников, и за два дня набралась сумма, благодаря которой бесплатный обед бы смогли получить шесть–семь десятков семей. Закупили овощи для борщевого набора, несколько ячеек яиц, макароны, яблоки, хлеб, пасхальные куличи для детей. Плюс спички, свечи, самые элементарные лекарства — жаропонижающие, успокоительные, болеутоляющие. И полторашки с минералкой.

С покупкой большого объема воды возникли сложности: в Донецке, откуда мы отправились в Мариуполь, она в дефиците . Плюс цены: стоимость обычной пятилитровой баклажки, привезенной в магазин из России, доходит до 120 рублей . А пустой тары , чтобы наполнить ее в ручье или скважине, в продаже нет . Но в последний момент удалось выяснить, что машину артезианской воды можно купить в Новоазовске, что в 40 км от самого Мариуполя , и мы ухватились за эту возможность.

В Новоазовске за развоз воды по району, а с недавних пор и по восточным окраинам Мариуполя отвечает одно из муниципальных предприятий райцентра. Водители водовозок отправляются с утра в село Щербак, что рядом с границей с Россией, наполняют там из скважины цистерны и далее следуют по маршрутам. Всё бы ничего, но на весь район на предприятии имеется всего три машины (небольшие четырехтонки). До конца февраля этого объема едва-едва хватало на мирные села, а теперь к списку добавился и Мариуполь, только в микрорайоне Восточный которого остается сегодня до 40 тыс. жителей . Недавно на предприятии своими силами поставили на самосвал пластиковую бочку. И всё, больше в наличии нет ничего. При этом кроме Новоазовска централизованно Мариуполь никто не обслуживает, место имеют только добровольные акции организаций или военных.

В Мариуполь мы едем с водителем по имени Владимир. Последние несколько лет он трудится на развозке воды. А до 2013 года работал на той самой «Азовстали» — водителем «БелАЗа».

— В 5:15 утра к нам в Новоазовск приходил автобус и увозил в Мариуполь, в 6:40 мы были уже на проходной завода, — рассказывает мне Владимир, пока мы трясемся по разбитой дороге в сторону приморского города, над которым стелется черный дым. — Пять с половиной лет проработал, а потом, накануне <…>, нас сократили. Сейчас мой «БелАЗ» стоит на северном въезде в город. Сожженный! Я его по номеру узнал — № 257. Украинские военные тяжелыми машинами так улицу пытались перегородить.

Первая точка, где мы останавливаемся — пятачок на улице Пашковского . Адрес нам подсказывают по телефону те, кто в курсе гумситуации на месте и понимает, где больше всего требуется вода (хотя она требуется везде). На пятачке сборище людей. Кто-то с бутылками : «Нам сказали, что приедет машина». Кто-то с телефонами — сегодня здесь, у разбитого киоска, заработал вай-фай, над киоском высится телекоммуникационная вышка.

Одна из женщин плачет.

— Что случилось? — спрашиваю.

— Только что дозвонилась до сына , — объясняет она, закрывая глаза ладонями. — Два месяца не знала о нем ничего . И только сейчас, — женщина говорит урывками. — Узнала. Что живой! Пешком шел до самого Бердянска. Игорек… А недавно он ко мне во сне приходил, спрашивал: «Мамочка, миленькая, как ты?»

В садовой тачке в обнимку с пустыми бутылками сидит девочка-кроха. Рядом ее мама — Аня.

— Мужа убило, месяц не можем его забрать, — Аня щурится на солнце. — Он на улице Азовстальской, на втором участке, там опасно, не пускают, — говорит она сдержанно-спокойно.

И объясняет про дочку (Аленка, три года), что папу она помнит. Первое время много спрашивала: «Где он? Когда вернется?» Но видя, что мама расстраивается и начинает грустить, перестала.

Воду успевают набрать с полсотни человек.

— Ой, а вы про дядю Юру нашего напишите! — обращаются к нам люди. — Он — герой. Живет в частном секторе на улице Теннисной. У него солнечные батареи на крыше и скважина. И он с начала боевых действий до сегодняшнего дня качает воду и людям раздает. Бесплатно, с утра до ночи. Тысячи людей спас! К нему настоящее паломничество, а его источник святым называют. А еще у него дом полностью целым остался, несмотря на страшные обстрелы, единственный во всей округе. Не чудо ли?

Рядом с вышкой на пятачке вместе с гражданскими — росгвардейцы из Чечни . Так же, как и остальные, они ловят сеть, связываются с родными через видеосвязь, смеются, передают приветы. Один даже показывает мне экран: «Смотри, моя семья, два месяца не разговаривали!»

Старшина в отряде — Аслан, крепкий парень с широкой бородой.

— Самое сложное для нас — это их боль, — Аслан показывает мне на людей. — Что хуже всего в жизни? Плач ребенка и страдания старика. Для меня даже гибель друзей на фронте не так страшна, я серьезно. Умереть можно где угодно.

Товарищ Аслана — 29-летний Джабраил — делится, что когда они ехали сюда, то было не по себе, потому что не знали ситуацию.

— Сейчас знаем, где, откуда стреляют, разобрались, теперь сами диктуем правила, — уверенно говорит он.

— Скажите, когда закончится этот ад? — спрашивает Джабраила женщина, стоящая рядом, она внимательно слушает наш разговор.

— Сегодня или завтра закончится, — отвечает боец.

— А почему нас не пропускают на правый берег?

— Зачистка там.

— А если «азовцы» выйдут с завода? Я слышала, они могут прорваться.

— Женщина, я тебе отвечаю — они не выйдут! — взмахивает руками Джабраил. — Им дышать уже нечем, дни их сочтены.

35-летний Вахита — из Хасавюрта.

— Вначале трудновато было, честно скажу, — рассказывает мне Вахита. — Мы местности не знали. Да и много их было, — и добавляет, — Вот, сейчас разберемся с ними окончательно, потом, возможно, домой съездим, чуть-чуть отдохнем. И обратно вернемся, дальше приказ выполнять.

Следующий пункт — ТЦ «Восточный» на улице Киевской . По дороге среди сожженных десятиэтажек нас, размахивая руками, останавливает худенькая женщина .

— Что случилось? — спрашивает водитель Владимир.

— Кухня, — прижимает руки к груди она. — Полевая кухня. Пятый день без воды !

Мы сдаем назад, и из близстоящего ларька тут же выбегают люди — с чанами, бутылками, кастрюлями.

Женщину, буквально грудью остановившую машину, зовут Вика Чирва. Она повар, работает, как и все тут, на добровольных началах. Готовит с напарницами на печке каши, кормят всех страждущих. В хозяйстве на кухне — шесть котлов по 45 литров.

— Вот и считайте, сколько нам нужно воды, — объясняет. — И это только на один раз. А надо ведь и утром, и днем, и вечером!

Вчера, по словам Вики, удалось кое-как найти несколько бутылок на два котла. А позавчера не получилось.

Остатки воды из машины мы разливаем уже возле самого торгового центра, точнее, того, что от него осталось . Людей собирается много, но вода, увы, заканчивается быстро. Больно смотреть, как закутанные в шубы и пальто старики и старушки подходят к закрученному уже крану с потемневшими от использования бутылками: «А может, осталось еще чуть-чуть? Нам всего несколько капель...»

Продукты раздаем в близлежащем дворе — первом попавшемся. Все дворы одинаковые, во всех на кострах в чугунках погорельцы готовят себе пищу. Во всех по-прежнему подвал — главное обиталище и место ночлега. Везде одинаково требуются съестное, вода, медикаменты.

«Хлебушек, водичку», — говорят и стар и млад, когда доходит их очередь до наших скромных багажников, и видно, что произносят эти слова они с такой бережностью потому, что знают настоящую цену и «хлебушку», и «водичке», и говорят так в том числе из уважения к этому простому и насущному. Хлеб, борщевые наборы, минералка, яблоки, яйца, лекарства разлетаются быстро, но кажется, будто проходит очень много времени , пока нам удается их раздать. И после наступает ощущение не легкости, но тяжести и страшной усталости.

Когда мы уезжаем, начинает лить дождь. Люди вновь достают пустые бутылки. «Водичка, тем, кому не досталось», — остается утешить себя.

Сергей Прудников, Мариуполь