***

А потом в Париже наступает ночь. Она заползает за пазуху, проводит пальцами вдоль позвоночника, ревет двигателями мотоциклов и воркует на арабском. Пушер в "Куине" пытается впарить аспирин под видом кокса и бесит своими ответами на французском на мои вопросы на английском. Рыхлая желтая дрянь даже не пытается быть похожей на нормальную дурь. По средам клубная музыка во всем мире дерьмо. Наркоманский мозг, почуяв близкий кайф, ввинчивает в тело тысячи острых мурашек. В довершение этот мудак еще и предлагает сделать ему минет за дозу. Мне хочется вырвать ему горло и посмотреть, забрызгает ли кровь платье от Гуччи на какой-то девке, от подкатов которой старается отвязаться Брайан. Но вместо этого я просто посылаю пушера по-русски - я тоже могу играть в эту игру. Он хватает меня за руку, но Энди моментально вырастает между нами и отшвыривает его. Парень вылетает на танцпол и падает на прыгающую молодежь. Энди заслоняет меня, я обнимаю его сзади и утыкаюсь лицом в спину. Закрываю глаза. Музыка исчезает, свет гаснет. Остается только его дыхание. Голос резонирует и я крепче прижимаюсь к нему, пропуская через себя, в себя, я тоже хочу резонировать, хочу его голос внутри.
На улице ледяная морось колет лицо и шею. Я ужасно хочу пùсать. В клубе все кабинки туалетов были заняты трахающимися или вырубившимися от дозы подростками. Энди где-то достал пакетик с хорошим коксом. Первые две дорожки взрываются лимонадными пузырьками в голове. Мы идем по центру Елисейских Полей, гудки проносящихся автомобилей стегают нас со всех сторон. Я спускаю джинсы и присаживаюсь на корточки. Брайан и Энди смеются, тоже расстегивают ширинки. Машины трогаются со светофора, в свете фар капли ударяются о брусчатку и рассыпаются блеском страз. Кто-то вопит из автомобилей, высовывает телефоны. Я теряю равновесие, Брайан ловит меня. Я смеюсь и подставляю лицо под теплые струйки. Энди и Брайан поднимают меня, целуют в губы, проводят языками по лицу.
Мы едем в отель. Я пытаюсь разделить белоснежные дорожки на экране своего телефона и не просыпать их по всей машине. На перекрестке Энди вдыхает одну за другой, протягивает Брайану. Сзади кто-то настойчиво моргает светом, Энди выставляет средний палец в окно. Мы кружим по Парижу, никто из нас не может вспомнить, в каком отеле мы живем. Нотр-Дам без шпиля выглядит кастрированным. Остро пахнет рекой и намокшими платанами. Я выскакиваю на светофоре из трогающейся машины. Энди матерится и ударяет по тормозам, Брайан выпрыгивает за мной. Я сбегаю по лестнице к воде. Волна от проходящей лодки заливает брусчатку и облизывает мои конверсы. Энди догоняет нас. Мы бредем по набережной в обнимку.
-Я всегда хотела, чтобы вы трахнули меня там, где Генри Миллер занимался сексом с Анаис Нин.
-Это где?
-Здесь.
-На этой набережной?
-Прямо здесь.
Брайан шлепает меня и стягивает мои джинсы. Энди разворачивает меня лицом к каменной стене и наклоняет. Шум машин эхом преображается в звук летящих лайнеров. На грубом камне перед моими глазами отчетливо проявляются очертания стран, островов и континентов. Взгляд прокладывает маршруты, становясь диспетчером чужих судеб, пролетающих где-то сверху, на набережной. Мне так хорошо, что я кричу в ладонь, зажимающую мне рот. Брайан поднимает меня и упирает в стену, корябающую холодом мою спину. Туристический пароход ослепляет прожекторами, с борта нам свистят и улюлюкают. Энди перехватывает меня сзади и я просто парю в объятьях между сердцами моих мужчин, растворяюсь в парижском моросящем дожде.
Мы возвращаемся к машине. Энди наклоняется, чтобы пристегнуть мой ремень безопасности. Целует меня в губы.
-Анаис и Миллер правда там занимались сексом?
-На набережной, да, но я не помню на какой.