***

Это всё, разумеется, кончится. И даже очень скоро.

Но Фанни всё равно стоит здесь, ровно и размеренно дыша, разведя руки в стороны, как дирижёр незримого оркестра. То, что она сейчас делает, – обыкновенное хулиганство, не лучше и не хуже того, чем занимаются ребята, разрисовывающие старые дома. Это опасно, потому что ни с кем не согласовано. Это не является жизненной необходимостью, потому что уже очень скоро в небе и так будут звёзды, настоящие.

Но, возможно, не в этом августе. А надо, чтобы в этом. И вообще всякому августу, который творится вокруг кое-кого по имени Альбин Кейн, полагаются звёзды. Фанни это откуда-то очень хорошо знала. И не только потому, что Альбин последние две недели приходил скучный, как это беззвёздное небо. Не выгоревший, не уставший до смерти, но безразличный и отсутствующий. Они оба знали, что итог близок, что небо им вернут. Но разве знание о неизбежности лета спасает посреди зимы, когда вдруг хочется, до смерти хочется провести ладонью по зелёной траве?

Известны случаи, когда люди привязывали к уснувшим на зиму деревьям цветы и плоды. Но Фанни в этом смысле проще, она – погодный звукомаг. Как она себя называет, визажист лица Изначальной Гармонии в городе Ленхамаари. Она лучше всех знает, как из осени сделать весну. Но вот так вмешиваться в Изначальную Гармонию – нечестно, только это её и останавливает. Однако сейчас случай совершенно особенный. Фанни уверена, что это вмешательство оценит и сама Изначальная Гармония.

Фанни импровизирует. Она ещё не знает, как именно зажжёт звёзды на этом ровном небе, которое вот уже месяц только меняет цвет со светло-серого на тёмно-серый. Поэтому едва сдерживается, чтобы не отпрянуть, не сжаться у стены, когда с кончиков её пальцев один за другим срываются трескучие светящиеся шарики. Они поднимаются примерно на метр над её головой, пока Фанни задаёт ритм и быстро-быстро придумывает, что будет дальше.

Закусив губу, она смотрит на них почти умоляюще. Но наконец плавно поднимает руки и начинает медленно кружиться, стараясь не сбиться с дыхания. Светящиеся шарики подхватывают её движения и тоже начинают кружиться. Фанни улыбается, чувствуя ласковый свет сквозь опущенные ресницы. Славный свет, давно здесь такого не было. Значит, всё правильно. Это происходит чудо в первоначальном его смысле, в смысле избыточности, далёкой от всего, что можно “пристроить на место” и “использовать по назначению”.

Ещё десять светящихся шариков слетают с её рук. И ещё. И ещё. Скоро всю маленькую площадь перед больницей заливает светом, и тогда Фанни вдруг резко останавливается на месте и взмахивает руками, будто поднимая огромную волну. Её рукотворное солнце стрелой взмывает вверх, в равнодушную темноту, и распадается там искрами. Будто она запустила гигантский фейерверк, только ни одна искорка не угасла и не растаяла, не превратилась в горький дым.

Фанни смотрит на звёздное небо и радостно смеётся. Потом зевает во весь рот.

Всё-таки, она здорово устала.

- Смотри, какие… - Сонно говорит она подошедшему Альбину. - Это я тебе серенаду пела.

Лица его она уже не видит, очень уж хочет спать. Так сильно, что скорее догадывается, чем чувствует – он подхватывает её и держит на руках.

- Хулиганка, - мягко говорит его голос. - Ну зачем? Блокаду снимут недели через две – самое большее. И будет у нас настоящее небо.

- Это анонс, - бубнит Фанни, утыкаясь носом ему в плечо. - Чтобы небо не забыло, как оно выглядит. Оно всё равно так будет выглядеть, сколько бы идиотов тут, внизу, его бы не запрещало.

- А, вот оно что.

Фанни чувствует в голосе Альбина улыбку и торжествует.

- Тогда ты, конечно, молодец. Самое главное, что всегда будет достаточно идиотов, которые бы его, небо, разрешали.