.
1966 год. Сентябрь. г. Орджоникидзе.
Я набрал номер, указанный в блокноте.
Ответил приятный женский голос.
После нескольких вопросов выяснилось, что это сиделка, ухаживающая за больным человеком.
- Вы родственник? - спросила она.
- В каком-то смысле.
- А когда вас ждать?
- Сегодня, - сказал я.
После чего поблагодарил и положил трубку.
Я сунул листок с адресом в карман и отправился на вокзал.
Полчаса спустя, я был в дороге.
Начиналась финишная прямая пути.
Пути длинною в жизнь.
Ехать несколько часов.
А завтра самолёт до Москвы, оттуда - прямиком в Дрезден.
Я прислонился к окну и закрыл глаза.
Когда я стал сиротой, мне было три года.
Родные погибли во время выселения.
Как и сотни тысяч других соотечественников, меня впихнули в перегруженный товарный вагон и отправили гнить в бескрайние степи.
Сирот в те годы было много.
Однако, несмотря на то, что люди страдали от голода и нищеты (особенно в первое время), многих детей приютили чеченские семьи;
других отправляли в посёлки, где находились их тейповые общины;
третьих находили родственники.
Меня не нашёл никто.
Так я попал в приют, где провёл первые годы детства и познакомился с человеком, который сыграл важную роль в моей жизни.
Его звали Даниил Маркович Авдеев.
Это был наш школьный учитель, который попал под еврейские чистки, когда начался процесс по Делу Врачей.
Ему предложили простой выбор: судимость и расстрел или ссылка в степную глушь, где нужно было обучать «отпрысков дикарей, дабы превратить их в советских граждан»
Беда несчастного человека, говорил Даниил Маркович, не в том, что судьба не даёт ему шанс, а в том, что он оказывается неподготовлен, когда наступает переломный момент.
Он был блестящим математиком и прекрасно знал историю и литературу.
А ещё он восхищался малыми народами, которые сражались за свою свободу.
Часто, читая хроники кавказских войн, он откладывал книгу, снимал очки и, потирая переносицу, произносил: «Какая досада, такой храбрый народ…» - и со вздохом добавлял: «И такой нетерпеливый»
Он любил повторять, что ученик - не тот, кого учат, а тот, кто учится.
Из чего я сделал вывод, что учитель не тот, кто учит, а тот, у кого учатся.
У Даниила Марковича я научился многому. Не только школьной программе, но и тому, как жить и выживать в мире, созданном не тобой.
Но самое важное, чему я научился у него - было терпение.
⠀
Когда умер Сталин и процесс по делу врачей приостановили, Даниил Маркович пропал.
Однажды утром его не оказалось в школе.
Он просто исчез.
⠀
Наступил 57-й год.
Долгожданное помилование и возвращение домой.
Нельзя сказать, что после возвращения жизнь чеченцев мгновенно наладилась.
Обнаружилось, что многие территории и дома оказались заняты казаками, в связи с чем начался процесс по возвращению земель: кто-то обращался в «самый гуманный суд в мире», а другие предпочли классику - поножовщину и мордобой.
После выдворения казаков, среди населения начались междоусобицы.
Всё по тем же причинам.
Правда, фатальных исходов было в разы меньше.
⠀
Я приехал домой в 16 лет.
Вместо того, чтобы осесть в родовом селении, восстановить отеческий дом и продолжить род, я отправился в Грозный.
К этому возрасту я прекрасно осознавал своё место в этом мире.
Я избавился от эмоций, чувств и предрассудков, оставив лишь твердую и непоколебимую веру в собственные принципы и идеалы.
У меня был свой путь.
Оставалось терпеливо пройти его.
Но события понеслись стремительно.
⠀
Первым делом я вступил в комсомол.
Полгода пахал на заводе, ещё год в типографии республиканской газеты.
Днём работал, а по ночам, вооружившись керосиновой лампой и книгой, читал, читал, читал.
Я занимался спортом и участвовал во всех государственных программах.
⠀
К последнему году в Северо-Осетинском Государственном Институте, я был членом ленинского коммунистического союза и преданным партийцем, за плечами которого была блестящая армейская служба и безупречная репутация среди вышестоящих чинов.
Такую же репутацию я заработал и в институте, где был в прекрасных отношениях с педагогическим составом.
Идеальная характеристика, теоретические и практические знания, спортивные дисциплины, диплом с отличием и владение английским, французским и немецким языками.
Всё было при мне.
⠀
Учитывая тот факт, что у меня не было ни родни ни близких, более идеального кандидата для службы в агентуре сложно было найти.
Так что, перевод в Дрезден был лишь делом времени.
Впереди ждала внешняя разведка - жемчужина КГБ.
⠀
Три месяца летней практики, - и приказ о переводе лежал на моем столе.
А вместе с ним и доступ к архивным данным, откуда я выписал нужную информацию в блокнот.
И всё ради того, чтоб в один прекрасный день оказаться там, где находился сейчас.
⠀
День был и правда прекрасен.
Я вышел на центральном автовокзале Тбилиси.
Ещё полчаса понадобилось, чтоб добраться по указанному адресу.
⠀
Дверь открыла молодая девушка, вероятно, студентка.
Я представился.
- Мне казалось, вы старше, - сказала она, улыбнувшись. Вживую ее голос был еще приятней.
- Мне тоже, - ответил я.
Она пригласила меня в дом.
- Он спит, - сказала она. - Последнюю неделю ему стало хуже.
Я поблагодарил её за всё, что она делает для него и, поговорив несколько минут, сказал, что сегодня сам присмотрю за ним.
Мы попрощались, и она ушла.
Прежде, чем зайти в комнату, я постоял минуту.
Потом сделал глубокий вздох и открыл дверь.
⠀
Внутри стоял приторный запах старости.
На койке лежал дряхлый старик, которого время и болезни превратили в беспомощное и жалкое существо.
В бледную тень самого себя.
⠀
Я тихо сел у койки и стал смотреть на него.
Забавно, что лица родных я не помнил, а его запомнил отчётливо.
Каждый день, каждую ночь, каждую минуту своей жизни это лицо стояло перед моими глазами.
Не счесть, сколько раз я представлял эту встречу.
Встречу, после которой навсегда покину эту проклятую страну.
⠀
Я осмотрел комнату.
Она выглядела так, словно кто-то нарочно подготовил декорации для финальной сцены: осевшие стены, отклеившиеся обои, проеденный ковер, книжный шкаф, ватные клочки, спирт, папиросы, спички, газетные вырезки, старая мебель и отсутсвие окон.
⠀
Наконец, он открыл глаза и медленно перевёл взгляд на меня.
Не было ни одной причины, по которой он мог знать, кто я, однако он знал, чувствовал.
Его глаза налились ужасом.
Продолжая смотреть на меня, он позвал сиделку.
Никто не ответил.
Он крикнул громче.
Тишина.
Я молча смотрел на него.
Никто не придёт, понял он.
Тот, кто мог прийти, тот, кто должен был рано или поздно прийти, тот, кого он, сам того ведая, ждал всю жизнь - уже был здесь.
⠀
Я спокойно встал.
Бледная волна накрыла его старое морщинистое лицо, губы посинели и начали дрожать, глаза стали мокрыми.
Трясясь, он сел на край кровати и попытался встать, но вместо этого упал на пол. Из-под брюк тянулась мочегонная трубка, которая вела к стеклянной бутылке.
Бутылка упала и разбилась.
Резких запах мочи наполнил комнату.
Смердящий страх.
Намочив колени, он пополз ко мне.
Я неподвижно стоял на месте.
Он обхватил мои ноги и, рыдая, прилип губами к ботинкам.
Подняв голову, он уставился на меня.
По его щекам текли слёзы.
- Прости, прости, прости… - повторял он, захлебываясь.
⠀
Я освободил ноги, подошёл к столу, взял папиросу и прикурил её.
Он продолжал рыдать.
- Ты помнишь их? - спросил я, поднося горящую спичку к клочкам ваты.
Вспыхнул огонь.
Он зарыдал громче.
- Ты помнишь их? - повторил я, поджигая старые газеты. - Моего отца?…
Огонь коснулся обоев.
- Мать…
Графин со спиртом упал на пол.
- Братьев и сестёр…
Следом упала спичка.
- Деда и бабушку…
Язык пламени расползся по ковру.
- И сотни других, чьи жизни ты забрал?
Огонь разгорался.
Он продолжал плакать и скулить.
⠀
Практически треть комнаты была объята пламенем.
Я подошёл ближе.
- Ты помнишь?
Он уставился на стену, охваченную огнём. С его лица стекали пот и слёзы.
- Каждого, - ответил он. - Я помню лицо каждого…
Он посмотрел на меня.
- Я смертельно болен, - простонал он. - Мне и так осталось недолго. Прошу, умоляю, сжалься над беспомощным стариком…
⠀
Он не понимал.
Они никогда не поймут нас.
⠀
Горящий комод рухнул на пол.
Из ящика вывалилось старое удостоверение бывшего генерала-летейнанта, сотрудника НКВД, уволенного за служебное несоответствие, М.М.Гвишиани.
Корочка мгновенно загорелась.
⠀
- Хорошо, - спокойно произнёс я и сделал шаг к нему.
Стало невыносимо жарко.
Я наклонился к нему и шепотом добавил:
- Хорошо... хорошо, что ты помнишь их лица. Потому что это будет будет последнее, о чём ты будешь думать.
⠀
Я развернулся, вышел из комнаты и закрыл дверь.
⠀
И впервые в жизни я почувствовал себя настоящим, живым.
Все маски упали. Тот, кто годами прятался под ними, вырвался наружу и обрёл свободу.
Из-под двери, охваченной огнём, валил дым.
Я слышал дикий предсмертный вопль, а сквозь щель и языки пламени увидел его обезумевший взгляд.
Всё было в точности, как тогда, 22 года назад в Хайбахе.
Только на этот раз он был по ту сторону Ада.