🎙️👨‍🎤🎷

C вьетнамской войной, ув. друзья, связан один культурный анекдот. Если заглянуть в голову современника, представляющего ту войну — то в данной голове будут звучать песни ВИА Doors или Jefferson Airplane, то есть саундтреки к фильмам, снятым спустя годы после и в других странах - «Апокалипсису наших дней» (1979) или «Взводу» (1986), а то и «Острову Черепа» (2017).

Реальные же американские солдаты в реальном Вьетнаме слушали совсем другие песни – что, я читал, порождало конфликты поколений в последующие десятилетия: на встречах ветеранов юные диджеи простодушно ставили то, что, как им казалось, будет в тему — а ветераны дружно требовали вырубить эту хрень.

Впрочем, в матче ветеранов с поп-культурой последняя предсказуемо победила серией нокаутов, и поэтому в наши 2020-е фильм про Вьетнам, в котором звучали бы только настоящие «песни из зелёнки», покажется неаутентичным.


Это, надо думать, скорее правило. Представим себе, как бы ржали ахейцы времён троянского похода, увидев, во что их обрядил кинематограф батальных картин XX века. Если перейти на более близкую нам почву — то уместно вспомнить итальянский исторический х/ф «Татары!» (1961). В этом произведении, снятом по «Повести о разорении Казани Батыем», татары, возглавляемые Орсоном Уэллсом, бьются насмерть с викингами, мирно живущими на Волге в XIII веке и одетыми в какие-то античные лорики и рогатые шлемы (придуманные, в свою очередь, в XIX столетии).

Всё это весело, но намекает нам, что мы в действительности почти никогда не имеем настоящего представления ни о какой эпохе.

Включая зачастую нашу собственную.


В этом смысле крайне показателен один момент. Как сообщает нам Bloomberg, самый продаваемый новый альбом 2021 года — принадлежащий британской певице Адели — является также самым провальным в личной карьере этой исполнительницы.

Более того: как отмечает в фундаментальном (и нашумевшем уже) тексте в The Atlantic музыкальный историк Тед Джиойя, современность вообще всё меньше слушает и покупает современную музыку.

Современность предпочитает старую музыку.

Самые яркие тезисы публикации:

1) 70% музыкального рынка в современных США представляют старые композиции («я был на обеде, где не было участников старше 30 — и ни одной песни младше 40 лет. Я зашёл в магазин — там паренёк на кассе подпевал песне Стинга, которая вдвое его старше»).

2) И это не предел. Рынок новой музыки непрерывно сокращается — «никогда прежде в истории композиции, получившие статус хитов, не проходили настолько незамеченными».

3) После того, как пришло известие о переносе церемонии вручения Грэмми — публика ответила полнейшим равнодушием (всем плевать). К тому же если в 2012 году данную церемонию посмотрели 40 миллионов человек — то в 2021 году их оказалось уже всего 8,8 млн (то есть налицо — падение аудитории в четыре с половиной раза за девять лет).

4) Крупнейшие лейблы заняты тем, что носятся и скупают за огромные деньги каталоги музыкантов, физически или творчески уже отправившихся в историю (уже после публикации в the Atlantic, буквально вчера, пришла новость о том, что всё своё наследие — так сказать, творческий слепок с себя — продал Sony Music Боб Дилан — за что-то вроде 200 миллионов долларов).


Любопытны объяснения ситуации, выдвинутые автором. Он отметает «бумерскую версию», согласно которой старая музыка тупо лучше новой. Его гипотеза сложней: согласно ей, главной причиной закукливания индустрии является банальная осторожность.

- Радиостанции опасаются ставить что-нибудь экспериментальненькое, чтобы не отпугнуть какую-то часть аудиторий, и ставят на проверенных лошадей с 30-, 40-, 50-летним пробегом.

- Музыкальные лейблы, боясь провалов, раскручивают новые хиты, по сути являющиеся старыми хитами — то есть нечто попадающее в уже знакомые аудитории вкусовые берега, отчего у аудитории чувство, что «все новые песни одинаковы».

- Те же компании тупо боятся даже просто слушать композиции малоизвестных авторов, присылаемых им. После нашумевшего дела о Blurred Lines (хит 2013 года, признанный скопированным с демо-записи соул-певца 2011 года. За кражу пришлось заплатить много денег, и с тех пор «страх судебных исков об авторских правах заставил многих в индустрии смертельно бояться даже просто прослушивания присылаемых демо. Сегодня вы прослушаете чью-нибудь запись, а через пять лет вам прилетит иск о краже мелодии — или, может, даже просто ритма. В итоге попробуйте отправить демо на лейбл или продюсеру и посмотрите, как оно вернется нераспечатанным»).

В итоге настоящий саундтрек нашей эпохи — это музыка прошлых лет. А то, что могло бы стать «музыкой эпохи», - прячется где-то по углам, не востребованное индустрией. Но будущее, верит автор, всё-таки проложит себе дорогу. Пока непонятно как, но как-нибудь проложит.


...На этом месте, ув. друзья, хотелось бы дополнить — на правах типичного массового слушателя с умеренным слухом и ничтожной музыкальной эрудицией.

Если очень грубо — то т.н. старая музыка представляет собой сливки примерно векового труда. Хорошо, не векового: будем отсчитывать произвольно с 1950 года, семидесятидвухлетнего. То есть в активе старой музыки - 72 года разнообразных топов-200 разных стран. То есть несколько сотен лучших песен семи десятилетий, или примерно (по меньшей мере) двадцать тысяч треков. То есть для того, чтобы просто прослушать по одному разу все эти сливки, не прерываясь на еду и сон — понадобятся месяцы.

Разумеется, в активном обороте лишь часть этих десятков тысяч треков, сливки сливок. Всё равно мы получим тысячи композиций (на самом деле, повторюсь, намного больше: есть же ещё топы-200 разных жанров).

Притом музыка — это вам не кино. Мы (я имею в виду всё те же широкие массы неспециалистов) не будем кривиться со словами «не, ну спецэффекты в Summer Wine Нэнси Синатры не на уровне».


Иными словами — т.н. старая музыка за десятилетия достигла критической массы отборности: нормальный человеческий человек, желающий послушать что-нибудь новенькое и хорошее, с высокой вероятностью найдёт его в 1950-1980-х (автор этих взволнованных строк на своём пятом десятке отдаёт себе отчёт, что о многих знаменитых & легендарных песнях даже понятия не имеет).

А у новой музыки просто нет отборности — она же ещё не успела пройти отбор. Это значит, что она в среднем будет действительно хуже старой — но не будет обладать перед нею преимуществом Свежести (шедеврального старья, ещё не знакомого нам и, следовательно, субъективно свежего, см. выше, заведомо сверхдостаточно).

К тому же музыка должна нас социализировать — и зададимся честно вопросом: о творчестве какой группы мы скорее разговоримся со случайными людьми, «Кино» или «Artik & Asti»? Рискну предположить ответ: о той, что более узнаваема. Хотя у украинского поп-дуэта, о существовании которого я только что прочёл, много свежих хитов — это, надо думать, хиты специального пространства, в котором заведомо не живёт большинство современников. Зачем, спрашивается, тратить время на малоузнаваемый суперхит?

Поэтому, когда бы мы ни включили радио в машине, там всё время Фредди Меркьюри и ещё какие-то люди.


...Всё это приводит нас к одной занятной мысли, ув. друзья.

Из-за того, что шлюзы медиапроводов сегодня разорвало к чертям, а старьё перестало умирать — всякая ультраактуальность становится маргинальной.

Ситуация та же, что и с фильмами, только ещё драматичней. В мире фильмов существуют хотя бы Марвел и десяток Главных Сериалов — сцепленные длительностью пребывания в фокусе коллективного нашего внимания (Железный Человек пробыл с нами 12 лет, Джон Сноу — восемь лет). В мире песен нет и того.

Поэтому вся ультраактуальная масс-культура оказывается всё менее масс-. Поэтому «Грэмми» смотрели 40 млн человек, а смотрят сейчас 8,8 млн. Поэтому «Оскаров» смотрели 50 миллионов, а теперь смотрят впятеро меньше (а смысл смотреть, если там награждают фильмы, которые большинство не видело, и музыку, которой большинство не заметило или уже забыло).

Почти всё, что не в состоянии стать сериалом — в той или иной форме — обречено булькнуть и утонуть в Лете — туда, где задумчивый налим проплывает между скелетом модной оперетты 1883 года «Мадам Беатрис» и обломками книжного хита 1897 года «Скарабей», на котором покоятся останки лауреата русского «Букера» 2005 года — романа «Без пути-следа» Д. Гуцко (не спрашивайте).

Разумеется, шедевры продолжают поступать — но они занимают своё скромное место в бессмертной гвардии шедеврального старья и только усиливают давление на актуалочку. Боб Дилан, быть может, продал Боба Дилана Sony ещё и потому, что он не в силах тягаться с Бобом Диланом из прошлого (как не в силах тягаться с собой 20-летней давности З.Т. Рамазанова, с собой 30-летней давности Ю.Ю. Шевчук, а с собой 40-летней давности А.В. Макаревич — едва ли многие из нас назовут новые песни данных авторов).

Иными словами — мы в результате дичайшего взрыва новизны оказались в мире, где снова рулит классика. В этом, согласимся, есть ирония.


К сказанному стоит добавить ещё одно соображение.

Ценность ультраактуальности объективно падает ещё и потому, что сама почва, на которую эта ультраактуальность падает — уже не та, из которой растут вековые дубы. Восприятие граждан, приспособившееся к непрерывной новизне — уже никакой не утёс, на котором изумрудные волны высекают свои письмена. Это лысый наносной песчаный островок, через который бесследно перекатывают бесконечные цунами.

Взглянем на свежую публикацию: китайские исследователи констатируют, что подростки, плотно сидящие на хитах-минутках тиктока, имеют попросту худшую память — причём не только на то, что они посмотрели в своих телефонах с утра или позавчера, но и вообще.

Это значит, что условный хит, прогремевший в 8.00 в понедельник с утра — к вечеру среды не просто устареет. И даже не просто изгладится из памяти — он, между прочим, ещё утащит с собой в Лету и то, что действительно стоило бы запомнить.


То есть — сверхбомбардировка современника коммерческой новизной снижает не только ценность новизны в восприятии современника, но и его собственную ценность. То есть «сидящий на актуалочке» будет хуже успевать, затем станет худшим работником, а под конец — окажется менее платежеспособным в силу меньшей экономической успешности.

И он, носитель культурного авангарда и целевая аудитория новейших хитов, будет скучать на пульте в магазине, втайне от начальства зависая в своём телефоне будущего — пока его более преуспевающие сверстники, не имеющие свободного времени на это всё, будут скорее слушать Боуи и обсуждать «Анну Каренину».