Ь.

Я шагаю по переулку, и тени, падающие с остроконечных крыш, ощетинясь, целятся прямо в моё несбывшееся. Размахивая пушистым хвостом перед моим носом, оно ловко шныряет между темными полосами, расположившимися на камнях мостовой. Нам с ним всегда по пути — не сговариваясь, мы выбираем одну дорогу. Потому что оно никогда не произойдёт, а я куда-то иду. С тех пор, как однажды я заявил, что счастье в дороге, я только и делаю, что постоянно куда-нибудь направляюсь. У меня, как у любого нормального тела, есть длина, ширина, глубина и замкнутая граничная поверхность, но кроме них — обязательно ненулевое направление. Я не могу поднять ногу и опустить её в той же точке. Иногда за мной не поспевает даже мое несбывшееся, тогда между нами происходит подобный диалог:

— ?

— ь

В таком случае я, как обычно, не нахожу ничего, что мог бы возразить.

С ним интересно разговаривать, потому что оно вне любых существовавших в какой-либо отрезок времени понятий. Но этим теням оно определенно чем-то не понравилось. Тени вообще существа неразговорчивые, а мое личное несбывшееся на редкость болтливо. Оно и понятно — тем, кто не смог осуществиться, только и остаётся учить других, как обрести границу. Потому что у замкнутых фигур ни времени, ни пространства на подобные глупости нет. Оно, моё, продолжает свой извилистый путь, время от времени хмуро буркая себе под нос что-то вроде «ъ».

Тени становятся всё более мутными, расплываясь в утреннем тумане. Теперь уколоть им не удастся, они могут только впитывать нас. Несбывшееся отщипывает от ближайшей тени её хвост и собирает с меня выступившие за ночь мечты — они мне ни к чему. Скрутив, выжимает на мостовую. Мои мечты смешиваются с туманом, на этот раз они пахнут чем-то бледно-сиреневого цвета. Я всё принюхиваюсь, но никак не могу определиться, фиалки это или творог с черникой. Несбывшееся удивленно смотрит на меня:

— Ъ

Я остановился.