* * *

алхимия жизни: переплавлять чувства в действия, создавать золото могущества из глухого свинца смятения; спокойно ставить колбы ртути на полки настоящего; невозмутимо встряхивать мышьячные коктейли; пытливо собирать фиалки, не надеясь подарить им второе цветение.

такая алхимия спасает осанку, отводит тревожный взгляд и не даёт пуститься дымкой по небу или растаять снежинкой в полыньи. врачевание души ценится ею больше всех прочих занятий -- отдаваясь сплетениям мериносовой шерсти, находит она свое главное, потайное применение. струны комнаты настроены ею на арфический лад: приструнить, натянуть, поддеть. предаться гамме, диалогу подстаканников, осиновой молве. не думать о ледяных перекатах, которыми из застывших глубин налетает страшный звук удара; пусть мерещится блеск плавников, целующих кромку льда.

на морозе отсутствие заменяется близостью, сухость позы -- напряжением жеста. именно жестикуляция выходит действенной, указывает на жемчужины мыслей, повисшие в окружившем тебя воздухе. под руку тянутся скрижали инея, шепчущие о границах тонкого и грубого. сама походка меняет тон, и нет больше печатного скрежета в шагах, обвевающих улицы и переулки. мельтешить, семенить желает изгиб позвоночника, удопобляющийся древней щуке, которую нехотя вытянула из полыньи песнь рыбака. вторить ему необходимо -- посмотри на плитку, квадратным фальцетом кидающуюся под ноги. спиртовые банки города хранят вокруг молчаливый обет scientia immutabilis, и в солнечные моменты каденций дарят тебе ледяные цветы.