***
Можно было сказать лишь то, что бог парил в пустоте, опираясь на два потока света, бившие вниз из его рогов, и все сущее теперь было в нем, а за его пределами не осталось ничего осмысленного.
Зато внутри у него действительно был весь мир. Мир был сном, игрой света и тени – и одновременно стопроцентной реальностью. А сделан он был из света и огня, из той самой непостижимой энергии, которая только что вырвалась из скалы – вернее, перестала притворяться скалой. И можно было раствориться в этом огне и свете, вновь сделаться сразу всем возможным и исправить все глупые ошибки, из которых с самой первой своей секунды состоит узкая человеческая жизнь.
– Видите дорогу? – спросил Иван.
– Где?
– Вон там. Впереди.
Впереди теперь действительно можно было различить дорогу. Она была очень старой, и по ней уже прошли несчетные толпы людей…
Дорога полого поднималась по склону горы к раскрашенной статуе улыбающегося двурогого божества – такой смешной и жалкой, такой нелепой, совершенно не способной передать даже отблеск того, что она тщилась изобразить – и невероятно поэтому трогательной, настолько, что на глаза сами наворачивались слезы от безнадежной любви к людям.
По дороге шли дети.
Они были одеты бедно и просто – чаще всего завернуты в кусок ткани в виде набедренной повязки или накидки. У них в руках были сладости, куклы, сделанные из травы и веток флажки. Некоторые пели, другие брели молча. Никто не казался испуганным – наоборот, они выглядели довольными и улыбались. У многих лица были раскрашены белой и синей краской, из-за чего они походили на футбольных болельщиков – но это, конечно, было сравнение из совсем другого времени.
Дети поднимались по дороге к двурогому богу и становились светом. Где именно это происходило, сказать было трудно – кажется, примерно на середине подъема между тусклыми ладонями двух пальм дрожал воздух, и до этого места дорога была настоящей, а дальше оставался только свет, сперва еще окрашенный в цвета дороги, а потом уже нет. И это было лучшее, что мир мог предложить маленькому человеку, самое-самое лучшее – это делалось ясно без всяких споров и доказательств, сразу.
– Мы можем туда пойти? – спросил Иван.
Эта мысль, пришедшая в голову всем одновременно, за несколько секунд превратилась из невозможной надежды в спокойную и веселую уверенность.
– Счастье, – сказал Валентин, – счастье. Никаких других слов не надо… Даже этих не надо.
– Тогда молчи, – отозвался Тимофей.
Все четверо засмеялись – и пошли по дороге к свету, смешавшись с детьми. Сначала они были собой, а после пальм тоже стали светом, сперва еще похожим на мир, а потом уже нет – просто белым и чистым сиянием, в котором не было ни гор, ни детей, ни даже двурогого бога…
А затем свет погас – но когда это произошло, не было уже никого, кто мог бы это заметить.
Кроме одного наблюдателя...
В. Пелевин
