Свобода, равенство, рабство. Власть рабов над рабами посредством рабов

Чиновническая служба в условиях патримониализма не приемлет человека свободного. Для того чтобы подняться вверх, надо сначала стать на колени

Еще одно пророчество Достоевского

В романе Достоевского «Бесы» некто Шигалев, замыслив создать общество всеобщей свободы и равенства, закончил проектом, в котором все свободно выбирали рабство и в этом рабстве были равны. Достоевский имел в виду отнюдь не коммунизм, но капитализм и либерализм, поскольку только рабство, свободно выбранное всеми или почти всеми, может быть полным и окончательным рабством. Эти мысли угадываются в рассуждениях студента Шатова, который провел год в свободной Америке, где его избили, обворовали и превратили в еще большего раба, чем был рабом его крепостной отец. Но Америка, как и Европа, в последующем развитии сумела избежать тупика индустриального рабства — во многом в результате развития идеи прав человека и вынужденного морального соперничества с СССР. Там, где достоинство личности не отстаивалось посредством коллективного действия, капитализм завершился коллективным рабством и не мог завершиться ничем иным. Именно это произошло в России. Капитализм в России приобрел форму бандитского капитализма, поскольку не встретил сопротивления уважающих свое достоинство людей. Что касается либерализма, то его идеалы свободы, равенства и братства могут быть легко искажены. Мы можем получить такую свободу и такое равенство, которые прекрасно уживаются с рабством, и такое устройство рискует стать всеобщим.

Тоталитаризм XX века в фашистском, тем более советском варианте отнюдь не был обществом тотального рабства по той причине, что идея, хотя и ошибочная, требовала ницшеанского сверхчеловека, который по определению не может быть рабом. Тотальное рабство может наступить только тогда, когда в обществе нет более великой идеи, чем идея личного обогащения. Вот почему Ханна Арендт ошибалась в своей концепции банальности зла, которую она применила к тоталитаризму. (Речь идет о книге «Эйхман в Иерусалиме». К этому выводу мы можем прийти на основании данных, изложенных в книге Беттины Стангнет «Эйхман до Иерусалима: Нерасследованная жизнь организатора массовых убийств». Книга доказывает, что Эйхман не был ни морально тупым исполнителем, ни опереточным злодеем.) Зло это было не совсем банально, а точнее, совсем не банально. Подлинно банальное зло утверждается только тогда, когда от свободы отказываются в массовом порядке и не из страха, не под давлением, а из соображения комфорта, причем делают это сразу все общественные классы. Мысль о таком всеобщем отказе от свободы высказывалась многими, и достаточно давно. Она содержится уже в марксистской критике буржуазной свободы, повторяется у философов Франкфуртской школы, содержится в раннем экзистенциализме, не говоря уже о постмодернизме Фуко.

Вопросы словоупотребления

В последнее ⁠время часто приходится ⁠слышать слово «рабство» в разных контекстах применительно к российской действительности ⁠и не только. Так, ⁠нередко говорят, что нарастающая нищета и бесправие ⁠в России превращают ⁠ее граждан в рабов. Говорят и о рабском положении российского ⁠бизнеса, полностью зависимого от чиновников. С другой стороны, говорят о раболепии самих чиновников. Как, впрочем, и о «безликости» чиновников Евросоюза. Утверждают, что и «элита», не имеющая более значимых целей, чем личное обогащение, представляет собой духовных рабов, поскольку не является элитой творческой, какой должна быть элита по определению. Дело усугубляется еще и тем, что точно такие же процессы, хотя и не в таких эпических масштабах, проходят в странах Европы и Америки в рамках глобализации. Кратко напомним, что философы писали о рабстве.

О ценностной диалектике рабства и свободы писал Гегель, полагая, что отказ от рабского состояния и обретение свободы суть главный критерий и смысл общественного развития. Основываясь на идеях Гегеля, многие приходили к необходимости революционной и даже террористической борьбы за свободу. Коммунизм для Маркса был состоянием полной и абсолютной личной и общественной свободы, которая более не нуждается в государстве. С точки зрения идеолога антиколониальной борьбы Франсуа Фанона, изложенной в его книге «Проклятьем заклейменные», побеги свободы вырастают из трупа убитого колонизатора. Убив господина, раб убивает двоих, включая раба в себе самом. Один из основоположников либертарианства Фридрих Хайек назвал свое основополагающее произведение «Дорогой к рабству». В этой работе Хайек утверждал, что люди могут сами утрачивать свою свободу, фактически продавая себя в рабство всесильному социальному государству, в том случае, если они передают ответственность за свою судьбу чиновникам государства в обмен на социальные гарантии. Эрих Фромм в своей работе «Бегство от свободы» писал о непосильном бремени свободы и желании людей, обретших ее, вернуться в состояние безмятежного рабства, что и стало источником возникновения тоталитарных режимов. Но Фромм лишь развивал мысль Достоевского, выраженную в легенде о Великом Инквизиторе. Свобода не может быть ценностью, если связанный с ней долг превышает фактические силы и возможности человека. Великий Инквизитор у Достоевского — это единственный свободный человек в обществе счастливых рабов и единственный несчастный человек. Можно быть счастливым в рабстве и несчастным в свободе. И он обвиняет Христа не в том, что тот даровал людям свободу, а в том, что не дал им достаточно сил, чтобы нести это бремя. Но сам Инквизитор и возглавляемая им элита готовы взять на себя бремя ответственности, и бунт Инквизитора против бога — это тоже акт свободы.

В отличие от этих и множества других моральных оценок рабства, рабство может пониматься как объективная характеристика некоторых социальных или личностных свойств, и эта линия также широко представлена в философии. Так, Аристотель в «Политике» дал беспристрастное описание института рабства, называя раба необходимым «говорящим орудием», без которого невозможно никакое государство и невозможна сама гражданская свобода. Еще ранее Платон, разделив общество на три класса свободных граждан (правители, стражи, труженики), даже не счел нужным упомянуть рабов, необходимость и правомерность существования которых были для него очевидны. Но в отличие от Платона, Аристотель провел различие между двумя категориями рабов и рабства. В рамках только первой категории раб дополняет господина. Для второй категории раб становится самодостаточен. Аристотель писал о рабстве как общественном институте и о рабах по природе. Эти категории, хотя обе и являются категориями фактическими, а не оценочными, не обязательно совпадают. Свободный по природе человек может стать рабом в силу превратности судьбы. Напротив, раб по природе может быть рожден свободным. Варвары, например, есть рабы по природе, если даже их не держат в цепях, и именно по этой причине полезно и справедливо, чтобы они становились рабами по своему фактическому положению. Напротив, рабство для свободного человека противоестественно и потому несправедливо. Идея Аристотеля о рабах по природе получила в наши дни подтверждение в теории морального развития гарвардского психолога Лоуренса Колберга. Колберг полагал, что большинство людей никогда и не развиваются выше пределов первой из трех возможных ступеней морального развития, которую он обозначил как «авторитарная мораль», и именно эти люди, которым противопоказана всякая ответственность и недостижима рациональность, всегда остаются фактическими «рабами по природе», которые составляют большинство в любом обществе.

За термином «рабство» могут скрываться разные смыслы. Мы можем выделить три значения. Первое — это рабство как общественный институт, закрепляющий прямую фактическую зависимость одного человека от воли другого. Второе — это рабство как свойство человека, его несвободная природа, которая остается таковой независимо от объективных условий существования и даже вопреки им. Третье — это рабство как такое состояние общества, при котором несправедливость, неравенство в распределении социальных благ, отсутствие прав и свобод, беззаконие и преступность достигают такой степени, что подавляют свободу и ставят одних людей в зависимость от других. О каждом из этих трех смыслов термина «рабство» мы поговорим особо. Только на первый взгляд они совершенно различны. В действительности есть нечто общее. Все они, эти смыслы, в равной или почти равной степени дают характеристику состояния человека, который лишен возможности самостоятельно определять условия своего существования, хотя и в силу разных причин. Иными словами, все возможные смыслы рабства — это различные грани несвободы. Природу рабства можно лучше всего понять, если сопоставить состояние несвободы с его противоположностью — свободой. Как только мы противопоставим рабство свободе, становится понятно, что рабство — то лишь крайняя степень отсутствия свободы.

Рабство как прямая фактическая принадлежность человека другому человеку или государству

Итак, прежде всего под рабством следует понимать социальную практику, выражающуюся в крайней зависимости одного человека от другого или других, которая наступает в результате прямого насилия, соответствующих законов либо того и другого вместе. Крайние формы рабства предполагают право господина полностью распоряжаться жизнью и смертью раба, продавать и покупать его. Такие крайние формы соседствуют с более мягкими, таким образом грань, отделяющая свободного человека от раба, никогда не бывает резко очерчена. Существует множество переходных и промежуточных форм. Фактическое, закрепленное юридически рабство представляет собой одну из самых массовых в истории человечества общественных практик. Рабство упоминается в Библии без всякой негативной оценки. Основоположники либерализма не видели в институте рабства никакого вреда и угрозы правам и свободам человека. Представление Локка о природных правах человека прекрасно уживалось с существованием рабства. Последователи Локка, отцы-основатели Соединенных Штатов Америки и авторы Декларации независимости, были рабовладельцами. Если свобода уживалась с откровенным рабством тогда, почему бы ей не ужиться с теневым рабством теперь?

Хотя человечество нашло в себе силы отказаться от института легального рабства, теневое и не очень теневое рабство существует и теперь. Рабство закреплено в практике и праве ИГИЛа (террористическая организация, запрещена в России). Многие современные формы торговли людьми в целях их вовлечения в проституцию или теневое производство представляют собой прямое и фактическое рабство. Многие общественные формы, хотя и не являются крайним рабством, могут быть настолько близки прямой фактической зависимости от воли конкретного лица, что от рабства не отличаются. Большевики фактически вернули крепостное состояние в деревню, равно как и институт государственного рабства в виде системы принудительного труда бесчисленных заключенных. Обязательная военная служба по призыву может нередко оборачиваться фактическим рабством, если солдат используют в качестве бесплатной рабочей силы для строительства генеральских дач. Фактическим рабством является широко практикуемый преступными группами рэкет, который был широко распространен в 1930-е годы в США и в 1990-е годы в России — с той существенной разницей, что в США рэкет был возможен только в отношении незаконного бизнеса, такого как проституция или незаконная торговля спиртным, а в России он был распространен на почти все виды бизнеса и фактически сохраняется в виде коррупционных практик и теперь. Создаваемый в Америке институт частных тюрем тоже весьма напоминает возрождение рабства. Следует заметить, что люди, являющиеся фактическими и институциональными рабами, могут быть нередко наделены огромной властью. В Турецкой империи в течение нескольких столетий власть осуществляли государственные рабы — мамлюки. Мамлюки не имели права ни завести семью, ни передавать собственность по наследству и были совершенно бесправны перед султаном. При этом многие из них были весьма достойными людьми, способными на величайшие проявления духовной свободы.

Рабство как моральное качество человека

Аристотель писал о рабах по природе. Есть три необходимых качества души и характера, которые составляют обязательное условие личной свободы. Первое из этих качеств заключено в моральной автономии воли, то есть, по выражению Канта, в способности быть самому для себя законодателем. Это возможно только в том случае, если человек руководствуется моральными принципами, которые потому и являются моральными, что основаны на идее универсальности и свободы. Второе из этих качеств заключается в известной смелости характера, способности рисковать жизнью во имя высшей цели. Именно это качество, по мнению Ницше, отличало свободного человека от раба, а кризис европейской цивилизации заключался в том, что мораль раба в какой-то момент восторжествовала над моралью свободного человека. Третье из этих качеств заключается в известной доле рациональности, способности реализовывать стратегию достижения жизненной цели, подчинять высшие интересы низшим и иметь способность к кооперации с другими столь же свободными людьми. В противном случае человек просто становится рабом низменных страстей. Последнее качество всегда отличало аристократа от простолюдина. Сочетание этих трех качеств делает человека свободным и прямой противоположностью раба. Напротив, раб по природе — это тот, кто не способен к моральной свободе, лишен смелости, величия души и нерационален.

Надо заметить, что само состояние общественной свободы возможно лишь в том случае, если в обществе имеется достаточное количество свободных, способных к кооперации людей и не слишком много людей, наделенных комплексом раба. Именно по этой причине П.А. Кропоткин писал, что «Свобода каждого является условием свободы всех». Если люди в большинстве своем утрачивают способность и любовь к свободе, они утрачивают и способность к самоорганизации, и для них начинается та самая «дорога к рабству», о которой пишет Хайек. Утратив свободу, люди утрачивают «гражданские добродетели», и республика превращается в тиранию. Последнее обстоятельство широко обсуждается сейчас во многих странах Запада. Реальная или мифическая угроза терроризма, равно как и угроза пандемии, заставила многих людей так или иначе легко отказаться от демократических свобод. В этой связи многие политические мыслители не без основания утверждали, что цель террористов была достигнута не тем, что были осуществлены какие-то взрывы, общее число жертв которых ничтожно по сравнению с числом жертв в автомобильных катастрофах, а тем, что граждане свободных государств легко отдали спецслужбам право тотального контроля над свободой, испугавшись не самой большой опасности. Но свобода и ответственность не могут не сопровождаться опасностью, и те, кто не может идти на риск, не могут быть свободными. По этой причине общество полной безопасности есть общество полного рабства.

В условиях патримониального общества (об этом см. мою статью «Что такое справедливость и сколько ее можно терпеть») власть неизменно становится добычей и достоянием рабов по природе, поскольку чиновническая служба в условиях патримониализма не приемлет человека свободного. Для того чтобы подняться вверх, надо сначала стать на колени. Только тот, кто не дорожит моральной свободой, только тот, кто не способен идти на риск, и только тот, кто не мыслит категориями стратегической рациональности, способен быть чиновником загнивающего патримониального государства (патримониальное общество — это всегда общество загнивающее). Но в условиях того особенного патримониального общества, каковым является Россия, ярко выраженной рабской природой обладают не только чиновники, но и ее правящая элита, хотя и по другой причине. Российская правящая элита не является элитой творческой, каковой была еще коммунистическая элита на ранних этапах. Последняя вполне искренне стремилась к великой цели, как она ее себе представляла, и готова была идти на риск, самопожертвование и социальное созидание во имя этой идеи. Такое положение дел не является особенностью только России, хотя в России это проявляется с наибольшей очевидностью. Философ Иел Тамир в книге «Почему национализм?» утверждает, что когда элита перестает служить высшим целям, а по меньшей мере своему народу, она перестает быть элитой вообще.

Рабство как следствие социальной несправедливости

Другой гранью и источником рабства является состояние крайней социальной несправедливости. Граждане становятся рабами не потому, что они являются таковыми по природе, и не потому, что они являются чьей-то собственностью, но потому, что они не защищены от произвола других людей или самого государства. Речь здесь идет о крайней несправедливости как сочетании неравенства в распределении социальных благ и несвободы в смысле отсутствия необходимых законов, гражданских прав и свобод. В обществе крайней несправедливости рабами становятся все. Такое общество характеризуется следующими основными чертами:

Отсутствие твердых и неизменных формальных норм. Эти нормы меняются, следуя за изменчивыми интересами разношерстной элиты.
Отсутствие определенной процедуры решения возникающих социальных противоречий. Они тоже меняются произвольно.
Отсутствие власти закона. Закон подменяется интересом власть имущих. Впрочем, и закон все более приводится в соответствие с рабской моралью.
Отсутствие каких-либо внятных принципов распределения социальных благ, в соответствии с которыми каждый человек мог бы быть уверен в росте своего благосостояния и завтрашнем дне. Напротив, явным теневым принципом распределения может становиться незаконное обогащение элиты.
Крайнее неравенство в распределении собственности и доходов, при котором исчезает средний класс, а различие между богатыми и бедными достигает такой величины, что это грозит социальной катастрофой.

Речь идет не только о фактической доле различных социальных групп в распределении общественного пирога, но также и о соотношении этих долей. Чрезмерная бедность может не только фактически повергать человека в состояние безнадежности и полной зависимости от других, но и восприниматься как состояние, унижающее человеческое достоинство и низводящее до положения раба. (В наших университетах гарантированная плата ректора иногда в сотни раз превышает гарантированную плату профессора того же университета. Руководители государственных корпораций России в час получают больше средней месячной оплаты по стране.) Рабство при этом заключается даже не столько в самой несправедливости, а в том, что люди ее терпят и позволяют власти унижать себя. Как полагал Гегель, раб, не восстающий против своего рабского положения, есть раб вдвойне. Некий губернатор в России недавно приказал выкинуть из рейсового самолета всех пассажиров, включая женщин и детей, чтобы лететь одному. Удивляет не то, что такое возможно, а то, что пассажиры восприняли это как должное. Но нечто подобное имеет место и в других странах. Разница только в масштабах и степени.

Власть рабов над рабами посредством рабов

Все три перечисленных смысла рабства сходятся в одном. Раб — это человек, который не способен определять условия своего существования. Он не может определять их, либо находясь в положении насильственной зависимости от других, либо в силу собственной рабской природы, либо в результате такого общественного устройства, которое, оставляя человека формально свободным, делает его рабом в результате крайней социальной несправедливости. В том случае, если люди не хотят оставаться в рабской зависимости, у них есть три возможности. Либо устранить господство, либо изменить свою рабскую сущность, либо потребовать справедливого общественного устройства. Крайняя степень рабства достигается не тогда, когда часть людей насильственно обращают в положение рабской зависимости. Есть много примеров, когда люди оставались свободными и в цепях. Вершина рабства достигается тогда, когда формально свободные люди позволяют держать себя за рабов и находят счастье в этом состоянии. Вопрос сейчас заключается даже не в том, утвердится ли такое общественное устройство в России. Похоже, оно утвердилось надолго, и это обстоятельство предусмотрено глобальным миропорядком. Вопрос в том, станет ли свободное равенство в рабстве всеобщим способом общественной организации и «концом истории».